Грэм Джойс - Как бы волшебная сказка
– Меня поздно предупредили о вас, – сказал он, покусывая сигару. У него был громкий гулкий голос. – Я собирался соснуть после обеда, но тут вспомнил, что обещал этому Баллоку принять вас. Он славный человек и сказал, что вы тоже славные. Для меня этого вполне достаточно. Не возражаете, что я курю?
– Нет, – сказал Питер.
– Не особо, – подтвердила Тара.
– Хорошо, потому как, если вы не переносите дыма, я не смогу вас принять. Не смогу курить – не смогу принять. Нынче нигде нельзя курить. Вот потому я и бросил службу и организовал собственную практику на дому. Можно черт-те как водить машину с риском убить тыщу детишек за год, но курить ни-ни, потому что они дышат твоим дымом. Что это за страна? – Он посмотрел на Питера так, будто тот был в ответе за все эти законы. – А вы кто?
– Брат Тары.
Андервуд решительно подошел к Питеру, положил руку ему на плечи, развернул одним быстрым движением и подтолкнул к двери:
– Так, брат Тары, приятно было с вами познакомиться, но вы тут лишний; найдете дальше по коридору уютную приемную, подождите там. Благодарю. – И закрыл дверь прежде, чем Питер успел опомниться.
Тара подавила желание хихикнуть.
– Мы ведь не хотим, чтобы братья слушали нас, правда, Тара?
– Полагаю, не хотим.
– Садись.
Тара огляделась. В комнате стояло несколько кресел.
– Куда?
– Решай сама, а я притворюсь, что уже не сделал неких заключений из того, какое кресло выберешь.
Тара еще раз огляделась. Увидела письменный стол и начальственное кресло позади него, а напротив стола – кресло с жесткой спинкой. На огромном столе ничего не было, кроме трех впечатляющих предметов: богатого мраморного, с инкрустацией письменного прибора из ручки и чернильницы; больших старинных песочных часов красивого дутого стекла и с песком цвета корицы, все это в массивной дубовой оправе; и большого пластмассового желтого утенка для ванны. Кроме кресла у стола, были еще довольно потертый, но выглядящий уютным кожаный диван у стены; пара одинаковых кресел у камина и еще два обитых материей жестких кресла, придвинутые к окну, на которые лился солнечный свет. Она выбрала одно из них.
Андервуд взял со стола блокнот и сел в соседнее кресло. Достал из складок своей куртки красивую, отделанную ониксом авторучку и начал записывать:
– Полное имя.
– Тара Люси Мартин.
– Миссис. Мисс или миссис?
– Мисс.
– Дата рождения.
Тара сказала. Он перестал писать и взглянул на нее:
– То есть вам тридцать шесть.
– Выходит, так.
– Я бы дал восемнадцать-девятнадцать. Или двадцать с хвостиком. Самое большее.
Тара не мигая смотрела на Андервуда. Тот покачал головой, словно показывая, что у него нет слов. Пауза тянулась до тех пор, пока Тара не сказала:
– Мне еще нет семнадцати.
Андервуд пыхнул сигарой.
– Лучше скажи мне, что все это значит.
– Я не чокнутая.
– Кто говорит, что ты чокнутая?
– Вы скажете. Скажете, когда услышите мою историю.
– Попробуй. В свое время я слышал немало хороших историй, детка.
Итак, она рассказала ему о колокольчиковом лесе и человеке на белой лошади, о том, как они скакали сквозь сумерки, и о возвращении домой. Андервуд внимательно слушал, ни разу не прерывая ее, временами делал пометки в блокноте, а по большей части вглядывался в нее серо-голубыми глазами, изредка затягивался сигарой и, сложив губы трубочкой, чудесным образом выпускал тонкую струйку голубого дыма.
Когда она закончила, он положил блокнот и ручку и сказал:
– Впечатляющая история.
– А теперь можете говорить, что я чокнутая.
– Да, ты чокнутая. Считай, что сказал. А теперь можем мы продолжить по-моему? Хорошо. За всю долгую практику у меня было лишь два случая с похищением, и в одном случае человека похитил НЛО. Ни одно из тех похищений не продолжалось столько, как твои довольно невероятные двадцать лет.
– Вы поверили им?
– Кому?
– Тем двум людям, которых похитили.
– Одному поверил, другому – нет. В одном вопиющем случае человек просто боялся сказать жене, где он пропадал три дня. В другом случае, происшедшем много лет назад, я склонен был поверить. Давай только усложним это замечание, Тара: скажем так, я поверил в то, что моя пациентка верила в свою собственную историю.
– А я?
– Интуиция мне подсказывает, что ты веришь в свою историю, да. Но просто в качестве упражнения позволишь изложить несколько логических вероятностей?
– Что это значит?
– Это значит, что я хочу представить тебе несколько объяснений и просто посмотреть, как ты реагируешь на мои доводы.
– Такая игра?
– Пожалуй. Но серьезная игра. Как шахматы. Сделаешь мне такое одолжение?
– Что ж, давайте, – вздохнула Тара.
Андервуд поднял руку с расставленными пальцами и, загибая их, принялся перечислять логические вероятности:
– Первое, если ты не против начать с этого: очевидная возможность того, что ты лжешь по каким-то своим сложным причинам. Второе: частичная потеря памяти. Ты ушла из дому очень давно, и в твоей памяти – по неизвестным причинам – стерлись двадцать лет жизни. Третье: ты получила какую-то травму и твой поврежденный мозг теперь отчаянно пытается придумать некую историю, чтобы логически объяснить тебе случившееся. Четвертое: по семейным или психологическим обстоятельствам правда о случившемся настолько неприемлема, что твоя душа не в состоянии принять ее и ты всеми силами лжешь себе. Пятое: за неимением лучшего слова, ты шизофреничка и потому у тебя иллюзорное представление о времени и о происшедшем с тобой.
Глядя на Тару, он растопырил ладонь и загнул первый палец, словно собираясь продолжить отсчет.
– Что, есть и шестое?
– Да. Шестое – это что все произошло так, как ты описала.
– О, – сказала Тара. – Спасибо, по крайней мере за шестое.
– Сценариев существует намного больше, но давай пока поиграемся с этими, хорошо?
Тара пожала плечами.
– Попробуй признать, что все эти шесть вероятностей равнозначны. То есть можешь ты на секунду допустить: любая из этих шести причин способна объяснить, что с тобой произошло? И что ни одна из них не предпочтительней другой?
Тара наморщила лоб. Немного подумала:
– Да, могу.
Андервуд откинулся в кресле.
– Твой ответ – довольно плохая новость, барышня. Плохая, потому что он показывает – по крайней мере для меня, хотя не всякий сочтет мой тест надежным, – что ты вполне в здравом уме.
– Вполне в здравом уме? И это плохая новость?
– Да. Если бы ты проявила патологическую потребность придавать своей истории больший вес, чем другим, тогда я мог бы работать с тобой по-другому. Но теперь я знаю, что имею дело со вполне здравомыслящей особой, и моя задача значительно осложняется.
– Я вас не понимаю, но вы мне нравитесь, – сказала Тара.
– Не пытайся обольстить меня. Я, как медведь в лесу, не поддаюсь обольщению. Ну ладно, сейчас я проведу медицинский осмотр. Померю давление и тэ пэ. Не возражаешь?
– Нет, – ответила Тара, обиженная его резким замечанием.
– Хорошо. Тогда закатай рукав.
Он провел обычный медицинский осмотр. Измерил давление, вес, рост, проверил дыхательную систему и спросил, можно ли взять кровь для анализа на холестерин. Потрогал живот и заглянул в уши.
– Ну хорошо. Теперь спустись, будь так добра, к даме, которая открыла тебе дверь, к миссис Харгривс. И скажи, чтобы записала тебя на прием на завтра, на вторую половину дня, после моего последнего пациента. И не могла бы еще сказать ей, что мне нужен анализ мочи? А потом подожди у миссис Харгривс. И еще: пригласи брата, пусть войдет. Он ведь захочет знать, что происходит.
Тара спустилась к миссис Харгривс, и через секунду появился Питер.
– Заходите и закройте дверь, – сказал Андервуд.
Он кивком пригласил Питера сесть на диван, но сам не сел рядом. Вместо этого встал над Питером, сложив руки на груди:
– Все, что я скажу брату, не следует передавать сестре, понятно?
Питер подавил искушение оглянуться и посмотреть, не обращается ли Андервуд к кому-то еще в комнате. Затем ответил:
– Вполне.
– Вообще ничего. Ни единого слова.
– Понял я, понял.
– Я бы не стал рассказывать ничего, но вы только разозлитесь и будете чувствовать себя обойденным. Сколько лет вашей сестре?
– Тридцать шесть. Знаю, она не выглядит на столько, но ей тридцать шесть.
– Вопрос может показаться странным, но я должен с ним разделаться: вы абсолютно уверены, что это ваша сестра?
– Абсолютно.
– Это не может быть самозванка – кто-то, просто похожая на вашу сестру?
